Наследие кельтов

Кельтское искусство, как мы уже говорили, формировалось в среде континентальной геометрики, которая сохранялась до времени последних проявлений гальштатской культуры там, где средиземноморские потоки не трансформировали её в ориентализированные формы, а затем в фигуративные формы, связанные с греческим влиянием. Впоследствии континентальная геометрика продолжала проявляться в некоторых районах до «дороманского железа» и позже, в период романизации европейских провинций.

Мы уже встречались с феноменом параллельных эволюций: развитие этрусского искусства, ориентализированного, а затем ионизированного на античной основе виллановской геометрики, а также кельто-иберийского искусства на аргарийском фоне. Однако, по различным причинам ограниченное в пространстве и времени, искусство Ла Тен стало койне — интернациональным языком континента.

С другой стороны, игнорирование им геометрической традиции свидетельствует о том, что кельтская цивилизация, хотя и вышла из гальштатского опыта, настолько сильно от него отличается, что может быть квалифицирована как революционная. Натурализм, который проявляется в анималистических и растительных мотивах, не оставляет места образным или нарративным конструкциям, особо выделяя детальные элементы, включённые в сложный декоративный синтаксис, всегда связанный, однако, с иррациональным воображением.

Наряду с древним наследием и греко-италийскими влияниями, отмеченными выше, третьим источником вдохновения для этого искусства стал мир, который был, возможно, довольно близок кельтскому, — иранский мир. Регион Северного Понта и пространство «степного искусства» образовывали мостик, соединяя Европу с наиболее удалёнными азиатскими зонами.

Если, например, мы возьмём для сравнения искусство скифов, то увидим, что сходства многочисленны, хотя, как правило, они чисто внешние. Они проявляются особенно в изолированности образных тем, которым также чужда в скифском искусстве органическая связь, в отсутствии репрезентативных контекстов и в стиле, предпочитающем декоративную пышность, — отсюда преобладание интереса к производству золотых и серебряных украшений. Однако скифское искусство более последовательно в смысле формы и объёма.

Из всех этих связей вытекает выразительная оригинальность кельтского искусства, вскормленного внешними влияниями, но поглотившего и синтезировавшего их, — оно может сравниться со многими художественными достижениями Античности, поскольку логически воплощает дух цивилизации.

Одной из характерных черт кельтского декора является внимание к структуре и назначению предмета, которое рассматривалось как основа, а не повод для ремесленных художественных вариаций.

Если обратить внимание на технику и типологию, можно узнать элементы, которые, вероятно, восходят к гальштатским основам или связаны с освоением внешнего опыта: фибулы, аграфы и бляхи поясов, кольцеобразные браслеты — витые и с выпуклостями, металлические части конской упряжи, шлемы, вазы. По этим данным, кельтское искусство развивалось с удивительной последовательностью как в пространстве, так и во времени.

Остановимся пока на последствиях этого: простая структура предмета, безусловно, расширяется за счёт дополнительных элементов, образующих своеобразное кружево, как, например, в некоторых торквесах с Марны, из Богемии, Эльзаса и на браслете из Роденбаха.

Или же декорировались отдельные части, например концы торквесов из Филотрано и Вальдалесгейма, из Фенулле и Куртизоль, дужки которых были гладкими или витыми. В некоторых торквесах (Ласграсс, Фенулле, Сен-лье-д’Эссерен) декор растягивается и опоясывает предмет в барочном духе. В других случаях он украшает различные элементы, в частности в браслетах позднего периода Ла Тен и головках палиц, мотивами в форме буквы S, трискелями, а также фигурными элементами, в которых мастерство гравировки подчёркивает нюансы в целом или в деталях.

Однако нужно учитывать двусмысленности, порождённые привычкой — хотя иногда это необходимо — представлять эти небольшие предметы в макрофотографии. Во всяком случае, выпуклости, часто ограниченные компактными поверхностями, которые на стыке образуют форму гребня, за счёт чего создают эффект блеска и полихромии, напоминают о скифском искусстве, возможно даже создавшем их.

Точки соприкосновения между двумя этими областями очевидны: в обоих случаях это показатель стойкого примитивизма, который экспрессионистски передаёт глаза и губы в украшениях, изображающих людей и животных, используя простые и выпуклые объёмы. Но в кельтском искусстве в завитках, в декоративных рядах обнаруживается натуралистическое предпочтение синусоидных линий S-образных элементов, включённых в контекст небольших листьев-пальметок. Эти мотивы заимствованы из растительного мира, но уже пропущены через стилизацию, которая сравнима со стилизацией классического греческого искусства.

Таким способом декорированы, например, золотой диск из Овре-сюр-Уаз и надгробие из Галвея (Ирландия) или фалеры из Экюри-сюр-Коль. Но часто кельты используют темы, взятые из человеческого или животного мира, комбинируя их в бесконечных вариациях мотивов и замысловатых арабесок. Эти фигурные элементы ограничиваются обыкновенно изображением человеческих и звериных голов, как, например, в фибулах с маскообразными мотивами, отдельные части которых оживлены человеческими образами в соответствии с уже намеченной, тенденцией к выделению различных частей предмета. В то же время наблюдается продолжение гальштатской традиции фибул с «лошадками» в расположении автономных фигурных элементов, которые больше не связаны со структурой предмета, как, например, в роскошной золотой фибуле из коллекции Фланри (Вильметт, штат Иллинойс, США), датированной периодом Ла Тен И.

Но конечно, декор, рассмотренный на примере фибулы-маски, создаёт впечатление более последовательного декоративного чувства в период среднего и позднего Ла Тен.